Почти по Чехову. Аллюзии
История письма Ваньки Жукова описана в рассказе русского классика. А классика, как известно, на все времена хороша. Ведь история развивается по спирали и имеет свойство повторяться. Помнится, в августе мы уже слышали нечто похожее на нашу рождественскую байку. Оказалось, кто-то как в воду глядел...
...Фомка Петушков, пионер-переросток, три года назад по недоразумению попавший в градоначальники уездного Длиннограда, в ночь под Рождество не ложился спать.
Дождавшись, когда из управы уйдет распоследняя поломойка, он достал из сейфа ноутбук, и, подключивши собственную флэшку, приготовился писать. Прежде чем нажать первую клавишу, Фомка, прерывисто вздохнув, пугливо оглянулся на стену, где, отсвечивая стеклом, висел в золотой оправе двойной образ равноапостольных Димитрия и Владимира. Они строго и недоверчиво смотрели на Фомку в четыре глаза. От греха подальше Петушков повернулся к равноапостольным спиной, закрыл потучневшим телом экран ноутбука и начал печатать, стараясь нажимать на клавиши как можно тише.
"Милая бабушка, Алефтина Макаровна! - напечатал он. - И пишу тебе письмо...» Фомка задумчиво перевел глаза на темное окно, за которым тускло моргали подслеповатые завьюженные фонари. С улицы несло помойкой. Были слышны железные удары запоздалых автомобилей об ухабы главного городского проспекта.
Фомка живо вообразил свою бабку, бессменную предводительницу длинноградских марскистов-ленинистов. Монументальная женщина неопределенного возраста с умными пронзительными глазами, тяжелой рукой и властным характером. Днём она ведёт приём, помогая людям писать прошения по инстанциям, а по вечерам пьёт чай в своей квартирке, пропахшей запахом докторской колбасы, старых книг и развитого социализма. Теперь, наверное, бабка Алефтина готовится ко сну и попутно перелистывает лозунги очередного митинга за его, Фомкину, отставку с поста градоначальника. Вероятно, лозунги написаны весьма изобретательно, потому как Алефтина вдруг приходит в неописуемый восторг, заливается веселым смехом и кричит: «Так тебя, сукинова сына!..»
Фомка пугливо сжался, потер затылок, будто после бабкиной оплеухи, и продолжал писать:
"А летось меня высекли. Премьер выволок меня на расейский сход и отчесал за то, что я строителей зажимаю... А генерал-губернатор ужо и указ подготовил, чтобы меня в отставку записать. В столицах надо мной насмехаются, нипочем знаться не желают. А которые сперва помогали, те посылают на побегушки... Казна в городе пустая - всё в столицах пороздал. Да газетчикам еще, чтобы хвалили, да в церкву на отпущение грехов... У губернатора денег пробовал клянчить, так не дает нипочем, ругает, пошто городскую казну разбазарил... Пора мне лыжи вострить из управы, больше тута ловить нечего. Да только куда?
...А в городе вместо дорог дырки, да фонари поперегорали много, а где и вовсе нету. Балконы с домов падают, ходить страшно. Как дождь - вода кругом по колено, хучь навигацию открывай. И беспорядков на улицах всё больше - грязь, мусор, да смута. Купцы летось на площадь вышли, против меня митинговали, а уж когда ты своих супротив меня вывела, так и вовсе мне тёмно стало, ажно в пятках душа замирает. Всех кругом боюсь, бабушка. Пуган я сыздетства, ты же знаешь. И по ночам вовсе не сплю, а пою пионерские песни, чтобы не так страшно было... Видать,такое мое наказание за то, что я от тебя отрешился. Милая бабушка Аля, сделай милость, прости меня за то, что из коммунистов сбёг. Захотелось мне нАбольшим стать. Дурак я и молокосос, как ты говаривала. Бабушка, милая, нету здеся никакой моей возможности, просто жуть одна. Забери меня к себе, на коммуну...».
Фомка покривил рот, потёр кулаком глаза и всхлипнул.
"...Я буду тебе тезисы писать, - продолжал он, - и политинформацию готовить, а ежели чего, то секи меня, как сидорову козу. А ежели думаешь, должности мне нету, то я покамест, до поры, к тебе в замы пойду. Кланяюсь тебе в ножки и буду вечно Маркса за тебя молить. Забери меня отсюдова, а то, боюсь, неровён час, засодют... головой в нужник... Остаюсь твой воспитанник Фомка Петушков».
Пионер судорожно сглотнул, отгоняя мерзкие воспоминания о том, как однокашники возненавидели его за доносы классухе. Тогда и случилось это, с нужником... В последнее время давний случай преследовал его навязчивой идеей - снился ночами, не давал покоя днём, возникая из ниоткуда - в общем, сидел в мозгу занозой. Фомка вздохнул и снова уставился в окно. Он вспомнил, как заседали с бабкой Алефтиной, как длинными вечерами пили у нее дома чай, и его страхи уходили куда-то, растворяясь в вечернем сумраке её уютной квартиры, в громком благодушном голосе, в пронзительных добрых глазах. Бабка всю жизнь посвятила людям. И его, Фомку, любила, жалела, старалась человеком сделать. Хотела, чтоб вырос он большим, сильным и добрым, опорой для неё в старости. А получилась обуза...
Однажды бабка Аля сказала ему в сердцах: «Вырастила я тебя на свою голову...да пенять нечего, что выросло, то выросло, назад уж не вернешь...».
Фомка сохранил файл на рабочем столе и открыл почтовый ящик. Он создал письмо, вложил в него исписанный файл и нацелился курсором на строку адреса... Подумав немного, слегка улыбнулся и написал: «На коммуну бабушке». Потом почесал затылок и прибавил: "Алефтине Макаровне".
Довольный тем, что ему никто не помешал, Фомка нажал кнопку «отправить», надел пальтецо от Хьюго Босса и вышел на улицу...
Его «ауди» последней модели зябко притаился под заиндевевшими елями. Охранник управы, дюжий хлопец, похожий на фомкиного однокашника, сделал «на караул» и сказал баском: «Добрый вечер, Фома Егорыч». Фомка непроизвольно сжался от ужаса под импортным кашемиром. Ему снова представился разверстый зев школьного унитаза...Он кивнул охраннику и поскорее сел в машину. Мягкий свет панели приборов унял сердечную дрожь. Мотор заворковал тихо и успокаивающе. «А в коммуне таких машин нету», - с сожалением подумал Фомка...
Политический аллюзионист Monsieur Montblanc.
Аллюзии (фр. allusion - намек) - соотнесение устойчивого понятия или словосочетания литературного, исторического, мифологического порядка с описываемым или происходящим в действительности.
